на главную стр. сибирские военные приключения1

Проблема военнопленных стояла в Сибири очень остро, и эти края были забиты несчастными жертвами жизненных обстоятельств. Мы впервые столкнулись с ней по дороге в Верхнеудинск, где в прошлом находился большой концентрационный лагерь. Наш поезд остановился на ночь, и к нам пристал жалкий бродяга в лохмотьях, который попросил у нас на очень правильном английском английскую газету! Мы снабдили его из наших запасов, накормили и долго с ним беседовали. До войны он возглавлял австрийский оркестр в лондонском отеле. Его взяли в плен в 1914 году, и на протяжении четырех лет он не получил ни единой весточки от жены и детей. Так культурный человек был вынужден влачить жалкое существование в дебрях Восточной Сибири без какой-либо надежды на возвращение домой. Верхнеудинск был для него адом, а вид огромного позолоченного креста, возвышающегося над залесенной горой находился в жутком контрасте с его удручающей историей и казался издевательством над нашей христианской цивилизацией. (Крест был воздвигнут военнопленными в годы войны). Мы думали, что это был исключительный случай, но более поздний опыт, связанный с военнопленными, показал, что подобные истории были типичными для большей части этих несчастных людей.

Австрийцы и венгры были, в общем, хорошими людьми, спокойными, добродушно настроенными и благодарными за любое проявление помощи. Немцы же были слегка высокомерными, и с ними приходилось вести себя построже. После революции надзор за пленными ослаб, и многие из пленных, особенно немцы, присоединились к красным и активно воевали против белых и союзников. В Иркутске многие немцы ушли из лагеря и жили в частных домах среди русских в комфортных условиях, привыкнув слоняться по улицам, проявляя все свое прусское высокомерие. Мы положили конец этому после пары инцидентов, их повыкидывали из домов и новых семей и вернули в лагерь. Никому из нас не хотелось проявлять чрезмерную твердость по отношению ко всем немцам, но и терпеть их поведение тоже не было возможности.

Ìû ïðèøëè ê âûâîäó, ÷òî àâñòðèéöû è âåíãðû áûëè íàäåæíûì íàðîäîì è èñïîëüçîâàëè èõ íà ëþáîé âîçìîæíîé ðàáîòå. Äëÿ íèõ ýòî áûëî áîæüåé áëàãîäàòüþ, òàê êàê ìû ñíàáæàëè èõ õîðîøåé îäåæäîé, åäîé è äàæå ïëàòèëè èì. Ïîêà ÿ áûë â Èðêóòñêå ïðè ìíå âñåãäà áûëî äâîå âåíãðîâ, è îáà áûëè ñëàâíûìè ðåáÿòàìè. Ìîé äåíùèê — âåíãåðñêèé ôåðìåð, êîòîðûé íå èìåë âåñòåé èç äîìó óæå ïÿòü ëåò, — áûë ëó÷øèì èç âñåõ âñòðå÷åííûõ ìíîé äåíùèêîâ. Îí ïðèñìàòðèâàë çà ìíîé ëó÷øå ðîäíîãî áðàòà. Ïåðåä îòúåçäîì ìíå óäàëîñü ïåðåòàùèòü åãî âî Âëàäèâîñòîê è óñòðîèòü òàê, ÷òîáû î íåì ïîçàáîòèëèñü è ïîìîãëè äîáðàòüñÿ äîìîé.

Наше стрельбище привлекало внимание многих, и в нескольких случаях это стало причиной трений. Как-то я договорился встретиться на стрельбище с русской ротой для тренировки, но с удивлением обнаружил, что рота отправляется в казарму. Справившись о причинах, я выяснил, что сюда же прибыла чешская рота, которая потребовала от русских, чтобы они удалились, что последние и сделали. Чехи и русские не очень любили друг друга. Отношения между командующими чешской и Белой армий только подливали масла в огонь. Чехи были отличными ребятами, преисполненными сильными национальными чувствами, но определенные инциденты на фронте оставили у них неприятный осадок, и они все время пытались поставить себя выше русских.

Как представитель Британскую Империи, я считал, что подобные вещи не должны иметь места среди союзников, и что чешскому офицеру это происшествие не должно сойти с рук. Я приказал русской части вернуться на стрельбище. Прийдя на место, я обнаружил там мрачного чешского офицера, удерживающего моего венгерского сержанта, который уперся и не давал чехам стрелять по мишеням. Ему, в свою очередь, угрожали всевозможными карами вплоть до расстрела. Я вмешался в спор и отправил венгра выполнять его работу, а затем поинтересовался у чешского офицера, что он здесь делает. Он в развязной манере сообщил мне, что намеревался провести этим утром стрельбы. Я ответил, что, к сожалению, стрельбище занято русской воинской частью, но все можно устроить, если своевременно попросить на то разрешения. Он ответил громким «ха-ха» и добавил, что «чехи не станут беспокоиться о таких вещах, как разрешение, и будут делать, что захотят».

È îí, è ðóññêèé îôèöåð çäîðîâî ðàçãîðÿ÷èëèñü, è ÿ ïðèêàçàë ïîñëåäíåìó óâåñòè ðîòó â ïåðåëåñîê, çàðÿäèòü âèíòîâêè è òàì äîæèäàòüñÿ ìåíÿ. ß ðåøèë, ÷òî åäèíñòâåííîå, ÷òî ìîæíî áûëî ñäåëàòü, ýòî ðàññòàâèòü âñå íà ñâîè ìåñòà çäåñü æå, è, ïðè ïîìîùè ïåðåâîä÷èêà, óáåäèòüñÿ â òîì, ÷òî ìîè ñëîâà äîøëè äî àäðåñàòà. ß ñêàçàë íåâåæëèâîìó ÷åõó, ÷òî âîïðîñ íå â òîì, ó êîãî áîëüøå ïðàâ — ó ðóññêèõ èëè ó ÷åõîâ, à â òîì, ÷òî çäåñü êîìàíäóþ ÿ — áðèòàíñêèé îôèöåð — è áóäåò ñäåëàíî òî, ÷òî ÿ ïðèêàçûâàþ. ß òàêæå çàìåòèë, ÷òî ÷åøñêàÿ íàöèÿ ñóùåñòâóåò òîëüêî áëàãîäàðÿ äîáðîé âîëå Áðèòàíñêîé èìïåðèè, è ïîñòàðàëñÿ äàòü ïîíÿòü, ÷òî ñòîèò ìíå òîëüêî êèâíóòü Ëëîéä Äæîðäæó, è â åâðîïåéñêîé ïîëèòèêå ïðîèçîéäóò äîâîëüíî îïðåäåëåííûå èçìåíåíèÿ, â îñîáåííîñòè, ïî îòíîøåíèþ ê ÷åõàì.  êîíöå êîíöîâ, ÿ ÿñíî äàë ïîíÿòü, ÷òî ðàññìàòðèâàþ åãî, êàê äîñàäíîå íåäîðàçóìåíèå, è ÷òî åñëè åãî ÷àñòü íå óéäåò îòñþäà íåìåäëåííî, ÿ áóäó âûíóæäåí ïðèíÿòü ýêñòðåìàëüíûå ìåðû äëÿ íàâåäåíèÿ ïîðÿäêà.

Сейчас это может показаться каким-то фарсом, но следует иметь ввиду, что я был представителем Британской империи и был преисполнен сильными национальными чувствами и искренним желанием помочь Белой армии достичь победы. Объявив свой ультиматум, я напомнил ему о мощи Империи и затем присоединился к русским, размышляя о том, что предпринять, если чех откажется выполнять мой приказ. Стараясь произвести на оппонента наиболее сильное впечатление, я приказал руским растянуться в цепь и двигаться сквозь прелесок, изображая готовность к бою, но с облегчением увидел, что чешская рота уходит.

Íåëüçÿ áûëî, îäíàêî, íå âîñõèùàòüñÿ ÷åõàìè èç-çà èõ ïðåêðàñíûõ áîéöîâñêèõ êà÷åñòâ è âûñîêîãî óðîâíÿ ôèçè÷åñêîé ïîäãîòîâêè è òðåíèðîâêè. Îíè ïðîäåëàëè îãðîìíóþ ðàáîòó ïî îðãàíèçàöèè îòëè÷íîãî êîðïóñà èç ðàçëè÷íûõ ãðóïï âîåííîïëåííûõ, ðàçáðîñàííûõ ïî âñåé Ðîññèè, ïðåâðàòèâ åãî â óäàðíóþ ñèëó Áåëîãî äâèæåíèÿ. ×åõîâ â ñâîå âðåìÿ çàñòàâëÿëè âîåâàòü ïîä àâñòðèéñêèì è íåìåöêèì ôëàãàìè, è îíè äåëàëè ýòî ñ áîëüøîé íåîõîòîé, èñïîëüçóÿ ëþáóþ âîçìîæíîñòü äëÿ òîãî, ÷òîáû ïåðåáåæàòü íà ñòîðîíó ðóññêèõ; ñîîáùàëîñü, ÷òî öåëûå áàòàëüîíû ïåðåõîäèëè ê ðóññêèì ïîä ìóçûêó âîåííûõ îðêåñòðîâ!  Ðîññèè èõ ðàçìåùàëè â ñïåöèàëüíûõ ëàãåðÿõ è îáðàùàëèñü õîðîøî äî ðåâîëþöèè 1917 ãîäà, ïîñëå êîòîðîé ñòàëî ÿñíî, ÷òî íîâûå ðîññèéñêèå âëàñòè çíà÷èòåëüíî ìåíåå äîáðîæåëàòåëüíû ê íèì ïî ñðàâíåíèþ ñ òåìè, êòî áûë ó âëàñòè â ïðîøëîì. Ñîþçíèêè ïîñòóïèëè ïðàâèëüíî, èñïîëüçîâàâ ÷åõîâ äëÿ óòâåðæäåíèÿ ñâîåé âëàñòè â Ñèáèðè. ×åõè íàïîìíèëè ìíå àâñòðàëèéñêèõ ñîëäàò — «ñûòû âñåì ïî ãîðëî è ñëèøêîì äàëåêî îò äîìà», íî ïîëíû áîéöîâñêîãî äóõà è îòíîñÿòñÿ êî âñåìó ïî ïðèíöèïó «íå ………. , êîìó ïðèíàäëåæèò äîëáàíûé ïîåçä». Íà÷àëîì êîíöà ñòàë ìîìåíò, êîãäà èç-çà ðàçíîãëàñèé â âåðõàõ èõ îòñòðàíèëè îò àêòèâíûõ áîåâûõ äåéñòâèé. Íàäåþñü, ÷òî îíè áóäóò íà íàøåé ñòîðîíå â áóäóùåé âîéíå!

То, что мир очень тесен, мне стало ясно, когда я, как-то раз входя в русский штаб, услышал от одного из русских офицеров: «Привет, Австралия, как дела?». Трудно ожидать обращения на австралийском сленге при встрече с русским офицером на сибирских просторах, и я был просто ошарашен. Справившись с растерянностью, я спросил его о том, что он знает об Австралии, и был весьма удивлен, узнав, что собеседник прожил много лет в Квинсленде, но совершил ошибку, вернувшись на родину для участия в этой войне, и теперь не видит перспектив для того, чтобы выбраться из всего этого в страну, которую он назвал «богоданной». Очень свежо прозвучало следующее: «Если бы у меня было побольше долбаных мозгов, я бы был все еще там или в австралийской армии». Я как-то зашел в штаб еще раз, но не услышал о нем никаких новостей, и у меня сложилось впечатление, что его заподозрили в симпатиях к красным. Если так, то в те сумасшедшие времена у него был бы довольно короткий срок между выненсением приговора и приведением его в исполнение:

 äðóãîé ðàç ÿ øåë ïî ëåñíîé ïðîñåêå è, ïðîõîäÿ êàêèå-òî äåðåâÿííûå èçáû, íàòêíóëñÿ íà èãðàþùèõ äåòåé. Îíè âûòÿíóëèñü ïî ñòîéêå ñìèðíî, óâèäåâ ìîþ âîåííóþ ôîðìó, è ñàìûé ñòàðøèé ìàëü÷èøêà îòäàë ìíå ÷åñòü. ß ëþáèë äåòåé, è îòâåòèë íà ïðèâåòñòâèå ïî-àíãëèéñêè (èëè, ñêîðåå, ïî-àâñòðàëèéñêè): «Äîáðûé äåíü, Äæî, êàê äåëà?». Ê ìîåìó èçóìëåíèþ, ìàëü÷èøêà îòâåòèë íà îáû÷íîì àíãëèéñêîì: «Ïðåêðàñíî, ñýð, íî ìåíÿ çîâóò íå Äæî». ß íå îæèäàë òàêîãî îòâåòà è ñïðîñèë: «Òû ÷òî, îäèí èç ýòèõ ÷åðòîâûõ ÿíêè?». Òóò äîíåññÿ âûñîêèé æåíñêèé ãîëîñ èç áëèæàéøåé èçáû: «Íà ñàìîì äåëå, íåò. È óæ êòî-êòî, à Âû íå äîëæíû îñêîðáëÿòü åãî ïîäîáíûì îáðàçîì, ìîé ìàëü÷èê — òàêîé æå íàñòîÿùèé àâñòðàëèåö, êàê è âû, êàïèòàí». Ïðèñòûæåííûé, ÿ èçâèíèëñÿ ïåðåä ðàçãíåâàííîé äàìîé è åå ñûíîì, è â áåñåäå âûÿñíèë, ÷òî ìàëü÷èê ðîäèëñÿ â Áðàíñâèêå (øòàò Âèêòîðèÿ), à åãî ðîäèòåëè äî âîéíû ñëóæèëè â ðîññèéñêîì êîíñóëüñòâå â Àâñòðàëèè. Áåäíûé ìàëü÷èê. Îäíîìó Áîãó èçâåñòíî, ÷òî åìó äîâåëîñü èñïûòàòü ê òîìó âðåìåíè. ß áîëüøå íå áûâàë â òîì ìåñòå è íå çíàþ, ÷òî äàëüøå ñëó÷èëîñü ñ íèì è åãî ðîäèòåëÿìè.

Еще как-то раз во время посещения русской воинской части, отдавая какие-то распоряжения и не будучи уверенным в том, что мои слова правильно поняты, я спросил, нет ли здесь кого-нибудь, кто знает английский язык. После поисков ко мне подтолкнули зашуганного с виду солдата, одетого в обычную серовато-беловатую униформу старой армии. Подумав, что передо мной один из бывших моряков, которых мне часто приходилось встречать в те времена, и словарь которых состоял примерно из двадцати слов, 90% из которых были сленгом или ругательствами, я с удивлением услышал, что он говорил на идиоматически правильном английском. Мы с успехом справились с задачей, после чего я спросил его откуда он. Он был довольно откровенен, и рассказал всю свою историю. Он был сыном крупного еврейского поставщика одежды в Лондоне, выходца из России, который, прийдя к выводу, что призыв в армию неминуем, отправил своего сына на родину. Он избежал службы в царской армии, но был призван в Белую армию после революции. Отец думал, что поступает очень хитро, не натурализуясь в Англии, но это перечеркнуло будущее сыну. Белые власти не признали его британским субъектом, и так он стал рядовым с жалованьем 30 рублей в месяц, в то время как за один фунт стерлингов давали 300 рублей (а чаще и все 500). Он смотрел на вещи философски и считал, что его песенка спета. Я дал знать о нем в Железнодорожную Миссию, и они запросили его к себе в качестве переводчика. С тех пор его жизнь наладилась: хорошее жалованье, прекрасные условия и возможность вернуться в Великобританию. Через какое-то время я навел о нем справки и узнал, что он запятнал свой послужной список, так как был пойман на продаже каких-то вещей со склада, и был возвращен в армию.

 òî âðåìÿ, êàê ìû áûëè â Èðêóòñêå, äåëà íà «ôðîíòå» øëè íå î÷åíü õîðîøî, à ñ íàñòóïëåíèåì âåñíû (1919 ãîäà — Â.Ê.) óäà÷à îêîí÷àòåëüíî îòâåðíóëàñü îò Áåëîãî ïðàâèòåëüñòâà. Ïîêà ÷àñòè Ñåâåðíîãî ýêñïåäèöèîííîãî êîðïóñà âåëè áîåâûå äåéñòâèÿ, áåëûå ïîñòåïåííî íàñòóïàëè, íî ñ âûâîäîì ýòîãî êîíòèíãåíòà ñîþçíèêîâ ïîëîæåíèå ñóùåñòâåííî èçìåíèëîñü. (Ëýò÷ôîðä ÿâíî ïðåóâåëè÷èâàåò çíà÷åíèå áîåâûõ äåéñòâèé íà Ñåâåðå Ðîññèè — Â.Ê.) Áåëàÿ àðìèÿ â Ñèáèðè áûëà îñòàíîâëåíà, ôðîíò ïðîðâàí è íà÷àëîñü îòñòóïëåíèå. Ìû ðâàëèñü íà ôðîíò ñ ðóññêèìè ÷àñòÿìè, íî ñòàíîâèëîñü ÿñíî, ÷òî ôðîíò ñàì ñêîðî äîáåðåòñÿ äî íàñ èëè ïðîéäåò ÷åðåç íàñ, åñëè ìû áóäåì æäàòü ñëèøêîì äîëãî. ×åõè áûëè ñèëüíåéøåé ñîñòàâëÿþùåé áåëîãî ôðîíòà, è ñ èõ îòâîäîì ñ ëèíèè áîåâûõ äåéñòâèé âñå ðàññûïàëîñü âïðàõ.

Áîëüøåâèêè áûëè õîðîøî îðãàíèçîâàíû (ïî ìåíüøåé ìåðå, äëÿ òîãî, ÷òîáû ñïðàâèòüñÿ ñî ñâîèìè ñîîòå÷åñòâåííèêàìè); îíè äåéñòâîâàëè ïî ïðèíöèïó, ïðèíÿòîìó íà âîîðóæåíèå íåìöàìè â 1914 ãîäó — <ñòàâü ñâîé áàøìàê êóäà òîëüêî ìîæåøü>. Èõ ïðîïàãàíäà áûëà óìåëîé è ýôôåêòèâíîé, òàê ÷òî áåäíûé áåëûé ñîëäàò áûë â êðàéíå òðóäíîì ïîëîæåíèè. ×àñòî îí íå áûë óâåðåí, íàñêîëüêî ìîæíî ïîëîæèòüñÿ íà ñîñåäíþþ èëè ñîáñòâåííóþ ÷àñòü èëè äàæå íà ñâîèõ òîâàðèùåé, è êàê ñêîðî ïîñëå ïåðâûõ æå âûñòðåëîâ îíè çàòðóáÿò îòáîé èëè ïîäíèìóò ðóêè. Îí çíàë, ÷òî â ñëó÷àå ïîðàæåíèÿ ëó÷øåå, ÷òî ìîæåò ñëó÷èòüñÿ ñ íèì — ýòî ðàññòðåë, à çèìîé îí ìîã áûòü óâåðåí â òîì, ÷òî åãî ðàçäåíóò äîãîëà è îñòàâÿò ñâÿçàííûì íà ìîðîçå â 20–40 ãðàäóñîâ. (Ìû íàõîäèëè èõ â òàêîì ïîëîæåíèè). Ó îôèöåðîâ òîæå áûëè îñíîâàíèÿ äëÿ áåñïîêîéñòâà, òàê êàê ê íèì ó ïîáåæäàþùèõ áîëüøåâèêîâ áûëî îñîáîå îòíîøåíèå: Ê òîìó æå, îíè íå îñîáåííî ïîëàãàëèñü íà ñâîèõ ñîëäàò, è áûëè ñëó÷àè, êîãäà ëþäè, ïîääàâøèñü ïðîïàãàíäå, ïîäâîäèëè ñâîèõ îôèöåðîâ è ïåðåáåãàëè íà ñòîðîíó ïðîòèâíèêà.

Ïîëèòè÷åñêàÿ ñèòóàöèÿ áûëà íàñòîëüêî çàïóòàííîé, ÷òî ïðîñòîé ðóññêèé ñîëäàò áûë íå â ñèëàõ ïîíÿòü, êàêóþ öåëü ïðåñëåäóþò ñîþçíèêè â ýòîé âîéíå. Áîëüøåâèêè â ïîëíóþ ñèëó èñïîëüçîâàëè ïå÷àòíûé ñòàíîê, êàê äëÿ ëèñòîâîê, òàê è äëÿ äåíåã, è íàõîäèëè âîçìîæíîñòü ðàñïðîñòðàíÿòü ñâîþ ïå÷àòíóþ ïðîäóêöèþ âäîëü æåëåçíîé äîðîãè ó íàñ â òûëó. Îäíèì èç èõ êîðîííûõ òðþêîâ áûëî ïàðîäèðîâàíèå èçâåñòíûõ ðóññêèõ ïåñåí. Ïîìíèòñÿ, ÿ ïîëó÷èë ïðèêàç î òîì, ÷òî ïîïóëÿðíàÿ ïåñíÿ «Øàõàáàíÿ» (Òàêîå íàçâàíèå ïðèâîäèò Ëýò÷ôîðä — Â.Ê.) çàíåñåíà â ÷åðíûé ñïèñîê, è ÷òî êàæäûé, êòî áóäåò çàìå÷åí â íàñâèñòûâàíèè, èãðå èëè ïåíèè ýòîé ìåëîäèè, ïîäëåæèò àðåñòó. Îêàçàëîñü, ÷òî áîëüøåâèêè íàïèñàëè íîâûå ñëîâà ê ýòîé ïåñíå ñïåöèàëüíî äëÿ áåëûõ: <Ïîãîí àíãëèéñêèé, òàáàê ÿïîíñêèé, ïðàâèòåëü îìñêèé (â ïåðåâîäå Ëýò÷ôîðäà — Russian soldiers were dressed in English clothing, smoked Japanese tîbacco, and were under a dictator from Omsk — Â.Ê.) ," — âïîëíå ïóñòÿêîâûé ñ íàøåé òî÷êè çðåíèÿ, íî ñïîñîáíîé íàíåñòè óùåðá ïîëèòè÷åñêîé ñèòóàöèè, òàê ÷òî ïåñíÿ áûëà áåçæàëîñòíî çàïðåùåíà.

Как-то один русский офицер попросил меня совета насчет своего фельдфебеля, который, по его мнению, не оказывал ему должной поддержки в командовании воинской частью. Офицер не очень хотел доводить дело до разбирательства «на ковре» у начальства. Меня это не касалось, но я стал присматривать за фельдфебелем и заметил, что тот подолгу говорит с солдатами после строевых учений. Как-то я поймал его и прямо сказал, что «он очень много говорит», и что во времена гражданской войны такой недостаток может иметь фатальные последствия. Он хитро посмотрел на меня, а утром исчез, и я уверен, что он был красным. Я не думаю, что испугал его, но он, вероятно, решил, что если «сумасшедший англичанин наехал на него», то пора бежать. В то время, как фронт рассыпался на куски, мы продолжали упорно работать с нашей дивизией для того, чтобы сделать ее боеспособной, но ситуация была, по меньшей мере, очень тревожной.

Описание наших действий в это период времени заняло бы слишком много места. Поэтому я остановлюсь лишь на некоторых из них. Мы, в частности, пытались заставить руских офицеров присоединиться к солдатам во время разных игр для того, чтобы установить более товарищеские отношения. В русской армии на этот счет существуют представления, отличные от наших, и мы считали, что у них был слишком большой разрыв между чинами: офицеры никогда не беспокоились о своих людях так, как это учили делать нас. Меня раздражало то, как русский солдат стоял по стойке смирно, отдавая честь офицеру на протяжении пяти минут или около того, пока офицер отчитывал его за незначительную ошибку.

Я никогда не забуду, как мы познакомили наше подразделение с футболом. Мы договорились с ротой об игре, сами пришли в майках, шортах и ботинках и обнаружили, что в то время, как солдаты появились в подходящей одежде, офицеры всего лишь избавились от шпор и сабель! Они отказались снять с себя еще что-либо и заметили, что такого в их армии «не положено». Ничего более смешного я в жизни не видел. Каждый австралийский ребенок с малых лет привыкает к играм с мячом, но эти шустрые сибирские ребята, очевидно, раньше никогда не видели мяча. Постепенно они прониклись духом игры и стали получать от нее такое же удовольствие, как и мы. Офицеры стояли в стороне, иногда пытаясь отбить мяч, когда он подкатывался к ним. Рядовой солдат, гонящийся за мячом, становился по стойке смирно в тот момент, когда замечал намерение офицера пнуть мяч. Мы постепенно отучили их от этой привычки и дали понять, что они не на параде, и что лучшим из них является тот, кто первым доберется до мяча и ударит по нему.

После первого футбольного урока русские офицеры затаили на нас обиду, но мы заметили им, что в британской армии офицер должен уметь делать все то, что любой другой человек, и, по возможности, чуть-чуть лучше и быстрее, и что люди это ценят. Нам удалось изменить их представления, но они не любили «смешиваться» с солдатами, хотя иногда офицеры садились рядом с солдатами и ели вместе с ними, что означало немало для людей с их привычками. Нужно пнимать, что в России, как и в Германии до войны офицеры были "отдельной расой " и имели неограниченную власть, и их шокировали наши грубоватые привычки.

Ðóññêèé ñîëäàò, ïî ìåíüøåé ìåðå, åãî ñèáèðñêèé òèï, — îòëè÷íûé ïàðåíü. Âåñåëûé, âûíîñëèâûé, îòâå÷àþùèé äîáðîì íà äîáðî è, îïðåäåëåííî, íå îñòîëîï. ß íå äóìàþ, ÷òî êàêîé-ëèáî äðóãîé ñîëäàò ñäåëàë áû áîëüøåå â òåõ óñëîâèÿõ. Îí áûë âûíóæäåí ïåðåíîñèòü òÿãîòû ñèáèðñêîé çèìû â õëîï÷àòîáóìàæíîì îáìóíäèðîâàíèè, â òîíêèõ áàøìàêàõ è ïðè íåõâàòêå øèíåëåé. Îäíà øèíåëü íà øåñòåðûõ! Áðèòàíñêàÿ ìèññèÿ ñíàáæàëàñü õîðîøî, è ÿ âîñïîëüçîâàëñÿ âîçìîæíîñòüþ ïîäàðèòü êàæäîìó óíòåð-îôèöåðó èëè çàñëóæèâàþùåìó òîãî ñîëäàòó òðóáêó è ïàêåò òàáàêó. Ýòî ñòîèëî ìíå ìîåãî òðåõìåñÿ÷íîãî æàëîâàíüÿ, è ÿ ÷àñòî äóìàë, ÷òî ñìîã áû ñòàòü êîìàíäèðîì äèâèçèè, åñëè áû èìåë äîñòàòî÷íî òàáàêó è òðóáîê!

Îíè (ðóññêèå îôèöåðû — Â.Ê.) , îäíàêî, ðàññóæäàëè èíà÷å, ÷åì ìû. Ïðîâîäÿ ñòðåëêîâûå ñîðåâíîâàíèÿ ïî îêîí÷àíèè îáó÷åíèÿ ãðóïïû íåäàâíèõ âûïóñêíèêîâ Âîåííîé Àêàäåìèè, ÿ çàìåòèë, ÷òî îäèí èç íèõ íàðóøàåò ïðàâèëà, è, ñîîòâåòñòâåííî, ïðèñóäèë ïðèç ïîêàçàâøåìó ñëåäóþùèé çà íèì ðåçóëüòàò. Ýòî âûçâàëî áîëüøîå âîëíåíèå ñðåäè ðóññêèõ îôèöåðîâ. Îíè ïîäøëè êî ìíå è ñòàëè ñïðàøèâàòü «ïî÷åìó». ß óêàçàë, ÷òî íàðóøèòåëü ñäåëàë òî, ÷òî íå ïîëàãàëîñü, è çà ñ÷åò ýòîãî îáîøåë ñâîèõ òîâàðèùåé. Îíè çàìåòèëè, ÷òî ýòî ëèøü ïîêàçûâàåò, «íàñêîëüêî òîò õèòåð», è, ïî èõ ìíåíèþ, ýòî áûëî äîñòîéíûì ïîîùðåíèÿ. Ìîå ìíåíèå î íå÷åñòíîñòè íàðóøèòåëÿ ïðèíèìàòü âî âíèìàíèå íèêàê íå õîòåëè, è ìû òàê è îñòàëèñü ïðè ñâîèõ ìíåíèÿõ. Íàâåðíîå, ýòî âîïðîñ âîñïèòàíèÿ:

Еще случай: мы выдали одному подразделению полный комплект британского снаряжения и через несколько дней с удивлением услышали о том, что китайские лавочники продают что-то из этого снаряжения. К командиру части обратились с запросом, и он признал, что «двинул» определенные вещи. Его наивное обоснование такого поступка заключалось в том, что «люди привыкли иметь одну майку, одну рубашку и т.д., так что давать им по две было пустым делом, а вырученные деньги были необходимы для нужд полка». Ну что тут скажешь!

Èíòåðåñíûì áûë îõîòíè÷èé ïîõîä â Ëåíñêèé ðàéîí â êîìïàíèè ñ ìåñòíûìè áóðÿòàìè. Øòàá ìèññèè â Èðêóòñêå èìåë àâòîìîáèëü — ðåäêóþ ðîñêîøü äëÿ Ñèáèðè — è êîãäà ïðåäñòàâèëàñü âîçìîæíîñòü, ÿ è Òîáè Äæîíñ ñóìåëè ïîëó÷èòü åãî â ñâîå ðàñïîðÿæåíèå. Áðèòàíñêèå çîëîòîäîáûâàþùèå êîìïàíèè, ðàáîòàþùèå íà ïðèèñêàõ ðåêè Ëåíû, ïî óñëîâèÿì êîíöåññèé áûëè îáÿçàíû ïîääåðæèâàòü â ðàáî÷åì ñîñòîÿíèè äîðîãó îò Èðêóòñêà äî ýòèõ ìåñò. Ñ ïîìîùüþ ìåñòíûõ æèòåëåé ìû ñóìåëè ïåðåòàùèòü àâòîìîáèëü íà õîðîøóþ ãðàâèéíóþ äîðîãó è îòïðàâèëèñü â áóðÿòñêóþ äåðåâíþ, ðàñïîëîæåííóþ â 100 ìèëÿõ îò íàñ.

Áóðÿòû — ýòî ïîëóìîíãîëüñêîå ïëåìÿ, î÷åíü ãîñòåïðèèìíîå è óøåäøåå äàëåêî âïåðåä ïî ñðàâíåíèþ ñ ðóññêèìè êðåñòüÿíàìè â îòíîøåíèè ñåëüñêîãî õîçÿéñòâà, äîìàøíåãî áûòà, îáðàçîâàíèÿ è ò.ä. (Ëýò÷ôîðä ÿâíî ïðåóâåëè÷èâàåò äîñòèæåíèÿ áóðÿòîâ — Â.Ê.) . Çäåñü, â 100 ìèëÿõ îò æåëåçíîé äîðîãè è â 2000 ìèëü îò áëèæàéøåãî ïîðòà, ìîæíî áûëî óâèäåòü àìåðèêàíñêóþ ñåëüñêîõîçÿéñòâåííóþ òåõíèêó, ïèàíèíî è äîáðîòíûå äîìà, ïîñòðîåííûå èç ïèëåíîãî ëåñà, èìåþùèå áîëüøèíñòâî óäîáñòâ, îáû÷íûõ äëÿ àâñòðàëèéñêèõ ôåðì. Áóðÿòû áûëè îñâîáîæäåíû îò âîèíñêîé ñëóæáû è æèëè â õîðîøî îáóñòðîåííûõ ïîñåëåíèÿõ ïî âñåé Ñèáèðè. Ìíîãèå áóðÿòñêèå äåòè äàæå ó÷èëèñü â îñíîâàííûõ àìåðèêàíöàìè êîëëåäæàõ ïðèìîðñêèõ ãîðîäîâ Êèòàÿ. Îíè òåïëî âñòðåòèëè íàñ, è ìû ïîêàçàëè ìåñòíûì ïàðíÿì, êàê èãðàòü â ðåãáè. Âñÿ ðàáîòà â ïîñåëêå ïðåêðàòèëàñü, êàê òîëüêî áûë íàíåíñåí ïåðâûé óäàð ïî ìÿ÷ó:

К октябрю 1919 года дела у белых пошли совсем плохо. Наш фронт, можно сказать, прекратил существование. Железная дорога была запружена воинскими эшелонами, и воцарился полнейший хаос. К этому времени большая часть миссии была выведена из Сибири в соответствии с общей политикой Великобритании. В ноябре я прибыл в штаб и узнал, что меня отправляют в Австралию. Вскоре я оказался во Владивостоке, откуда вскоре отбыл в Японию: